1915 год. Черепицы. Изразцы. Печи.

2. Черепицы. Изразцы. Печи.

Помощь Петра Великого обывателю Петербурга в покрытии крыш. Указы Петра Великого о постройках. Как рисовался Петербург Петру I. Заведение черепичного за­вода. Выписка черепицы из Голландии. Распоряжение импе­ратрицы Анны Иоанновны о покрытии домов в централь­ной части Петербурга черепицею. Попытка императрицы Анны Иоанновны открыть черепичные заводы. Цены на чере­пицу в ХVШІ веке. Кто торговал черепицею. Черепица для исчезнувшего уже Гостиного двора на Васильевском острове. Вольно-экономическое общество в своих заботах о распространении в Петербурге черепицы. Чугунная черепица.

Изразцы в 1-м кадетском корпусе. Гонение на из­разцы. Кто был главным потребителем изразца. Цены изразцов и места их покупки. Мастера изразцов Карл Штумпф и Ефим Данилов.

Петербургские пожары. Пункты полицмейстерской инструкции 25 мая 1718 г. Неоднократные повторения этой инструкции. Повеление осматривать печи и трубы обывательских домов каждую четверть года (20 октября 1737 года). Содержание при полиции трубочистов. Появление новоманерных печей в Петербурге. Печи барона Фейфа, чугунные печи Бауера, печи без пожаров мастера Фелкнера. Фаянсовые печи Мунсгера. Производство печей на Невском кирпичном заводе. Печи гончарного мастера Хоржевского.

"В прошлом 1710 и в нынешнем 1711 году указано на Адмиралтейском острову всяких чинов людям на хоромах кровли крыть черепицею, а буде кто черепицею покрыть не может и те б крыли дерном, и с хором печи перекладывать, не примыкая ни к одной стене, и для оного великий государь указал дать солдат: командир-капитанам по 3 человека, капитан-порутчикам по 2 человека, остальным чинам по человеку и велеть им покрыть предбудущего октября".

Таким образом в этом деле Петр Великий нарушил даже свое обычное правило не давать для част­ных работ "казенных" людей—для покрытия крыш были наряжены солдаты. Этот указ, с другой стороны, дает нам любопытную характеристику построек Пе­тербурга 1710 — 1711 г.: очевидно, большинство выстроенных домов стояло без крыш, причем это были дома и значительных лиц, вплоть до командир-капитанов.

Оказав, таким образом, существенную поддержку первым поселенцам, Петр Великий скоро стал предъявлять и известные требования к постройкам. Эти требования особенно рельефно выразились в следующем указе от 4 ноября 1714 года: "Заказывается, чтоб в  С. Петербурге отнюдь вдоль дворов сосед к соседу никакого строения не строил, но прежде по улицам и переулкам вплоть застраиваться. Но ежели затем еще кому понадобятся строения, тогда и вдоль двора возможно к соседской стороне строиться. А конюшен и сараев на улицу не строить, но внутрь двора. А с улицы и переулков чтоб все занято было опильем по указу; также в которых местах повелено строить прежними указами деревянное строение по чертежам и то строение строить брусяное. А буде из целого леса, то снаружи обивать тесом и красить черменью и расписывать в кирпич.

В дополнение к этому указу был издан но­вый—2 апреля 1718 года; пятым пунктом этого указа приказывалось: "кровли чтоб были черепицею, дерном или гонтом крыты, а не досками или дранью".

Таким образом Петру Великому Петербург рисо­вался в виде широких улиц, сплошь застроенных примыкающими друг к другу постройками, которые были или кирпичные, или "расписаны под кирпич"; заборов и служб на эти улицы не выходило; высокие кровли домов должны были быть покрыты черепи­цею—приятное воспоминание о той Голландии, в которой Петр провел столько времени и которую он считал своим училищем. Но для того, чтобы крыть кровли черепицею, необходимо иметь последнюю, и поэтому на графа Апраксина возлагается еще новая обязанность: "иметь под своим введением черепичный завод".

Черепичный завод работал плохо, и Петр то и дело обращался за черепицею в Гамбург или Голландию: "Писать в Гамбург к Говерсу, чтоб, купив, выслал 30 тысяч или 50 тысяч черепицы любской на счет Адмиралтейства, и почему будут просить с провозом до Петербурга, чтоб писали".

Как видим, Петр Великий принимал всевозмож­ные меры, чтоб черепица акклиматизировалась в его любимом Петербурге, но старания его были безуспешны. Приемники Петра Великого и, в особенности Анна Иоанновна, также желали ввести черепицу в обиход, но и ее стремления потерпели фиаско.

С черепицею в царствование Анны Иоанновны мы сталкиваемся в распоряжениях после знаменитых пе­тербургских пожаров. 20 февраля 1739 года появилось такое извещение: "По именному ее императорского ве­личества указу велено все каменные дома в Немецкой улице от Синявина двора до Зеленого моста, также ниже церкви святого Исакия по набережной линии до галерного двора покрыть железом или черепицею, а по репорту архитекторскому объявлено, что на покрышку оных всех домов надобно черепицы например глад­кой миллион двести тридцать три тысячи, а буде горбоватой то 622.500, а черепичные и кирпичные промыш­ленники подписками показали, что у них той черепицы готовой тысяч с тридцать, которой, по счислению, на те дома не достает многого числа, того ради чрез сие объявляется, дабы иностранные и российские за море торгующие купцы о том ведать и к своим корреспондентам о вызове сюда в С.-Петербург к будущей весне означенной черепицы на продажу здешним обывателям заблаговременно писать могли".

Приведем некоторые топографические объяснения: Немецкая улица—нынешняя Миллионная; дом Синяви­на стоял на углу нынешней Дворцовой площади, при­близительно там, где теперь здание гвардейского штаба; вся Дворцовая площадь по этой линии к нынешнему Невскому проспекту была застроена домами, образуя большую Луговую улицу с небольшим прорывом к Мойке, приблизительно там, где теперь Певческий мост; этот прорыв звался Чернышев переулок, — Чернышев потому, что недалеко от него был дом графа Чернышева. "Ниже церкви св. Исакия по набе­режной линии" — нынешняя Английская набережная. Нельзя забывать, что церковь Исакия находилась еще ближе к Неве, чем современный памятник Петру Великому. Таким образом вся центральная, самая лучшая часть Петербурга еще в 1739 год в громадном большинстве случаев имела деревянный, крыши.

Из вышеприведенного указа видно, что черепич­ные заводы Петербурга не были в состоянии удовле­творить требованиям, также как в Петровское время завод Апраксина; даже из этого же извещения мы мо­жем сделать предположение, что тот завод, который предполагался к устройству в 1736 -37 г., не был устроен, хотя историк Петербурга П. Н. Петров и считает этот завод функционировавшим.

А дело с устройством завода было следующее: "Понеже находящиеся в нашем государстве—читаем мы в именном указе, данном канцелярии от строений 29 сентября 1736 года,—как публичные так и партикулярные строения некоторые покрываются че­репицею, которая выписывается из-за моря, а когда б оная здесь делана была, то б и многие оною покры­вать начали. Чрез что от случающихся несчастных пожарных случаев не малое спасение строению бывает и хотя прежде сего такая черепица в нашем государстве делана и паки завод заведен был, однако делана весьма худым мастерством за неимением добрых и искусных мастеров".

После такого исторического введения, надо думать, указывавшего на завод Апраксина, о котором мы уже говорили выше, следовало распоряжение: "учре­дить особливой завод, токмо оная как возможно делана была крепкая и легкая и добротою во всем про­тив голландской сходная и не дороже голландской становилась".

Помощью этого завода и с соблюдением вышеука­занных условий, т. е. хорошего качества и дешевизны черепицы, возможно было избегнуть, как говорилось в указе: "то уж выписывать оную более не потребно".

Канцелярия от строений отклонила от себя устрой­ство особого завода, а предложила живущим в Пе­тербурге голландцам заняться выделкою черепицы "красной выгибной, а неплоской, понеже оная для удержания течи удобнее будет, а муровленную делать только по заказу". А чтобы голландцы могли начать выработку черепицы, им предполагалось оказать пособие в размере 1000 рублей каждому, причем в счет этого пособия у них должна была браться че­репица.

Кабинет министров 7 июня 1737 года " согла­сился с предложением канцелярии от строений, гол­ландцы получили ссуды, но очевидно, не оправдали надежд канцелярии от строения и мнения императрицы Анны Иоанновны, что "черепицу будет выписывать более не потребно", так как мы видели, что в 1739 г. все же пришлось обратиться к выписке черепицы из-за моря.

Была сделана и еще одна попытка освободиться от необходимости выписывать заморскую черепицу. Эта по­пытка относится к самым последним годам царствования Анны Иоанновны: "по определению канцелярии от строений велено при невских кирпичных заводах для содержания черепицы построить амбары, того ради объявляется чрез сие, что те, которые вышеописанные амбары из своих материалов строить пожелают, те для торгу и договору явились в помянутой канцелярии".

В нашем очерке производства кирпича мы уже указывали, что черепица выделывалась на этих кирпич­ных заводах, но в очень ограниченном количестве.

Цена черепицы за весь ХVIII век держалась оди­наковой, приблизительно около 6 рублей; так, в 1744 году адмиралтейству потребовалась черепица, и "явившиеся продавцы требовали за желобоватую по 5р. 40 к., а за прямую по 6р. тысяча".

Черепицею торговали главным образом иностран­цы: маклер Яган Каспар Сирициус предлагал в 1751 году "привезенную из-за моря двойную чере­пицу, которая для особливой ее крепости употребляется в немецкой земле на покрышку кирок и других больших строений"; в 1742 году С. Петербургский купец Томас Иогансон где-то позади гостиного двора по Фонтанке торговал "заморскую черепицу" и на­конец в 1738 году у купца Кристофора Тессина в его доме под Смольным монастырем продавалась тоже заморская черепица.

В своем устройстве черепичного завода Анна Иоанновна подчеркивала, что некоторые казенные здания уже покрыты черепицею -в этом случае Анна Иоанновна подразумевала гостиный двор на Васильевском острове, в наши дни уже исчезнувший и замененный двумя колоссальными зданиями новейшей архи­тектуры: библиотекою Императорской Академии наук и министерством торговли и промышленности.

"Из государственной комерц- коллегии опубликовано было—читаем мы в 1736 году—что для покрытия нынешним летом на Васильевском острове каменного гостиного двора надлежит из Голландии выписать до 260.000 муравленной черепицы, называемой Сличен- Оан, в том числе угловой 60 тысяч, а которое строение до сего времени гонтом покрыто было, оное перекрыть со временем также черепицею, которой ныне готовить такое же число или более подрядом или другим каким способом на здешних заводах из наилучшей глины.

"По сей публикации явилось охотников два человека, которые обещались всю оную черепицу сделать на здешних заводах добротою и всем прочим про­тив означенной заморской черепицы и показали за своею печатью образец и за ту черепицу и за провоз оной к тому строению и за выгрузку требуют высо­кою ценою, а именно по 11 р. 70 к. за тысячу.

"Того ради определено от коммерц- коллегии учи­нить вторую публикацию и кто явится, тем давать, торги по указу"

Но, как кажется, охотников не явилось, и последовало выше приведенное нами распоряжение императ­рицы Анны Иоанновны.

Кроме обыкновенной глиняной черепицы, делалась попытка продавать и чугунную. В 1771 году ею торговала на бирже Полуярославская артель; черепицы были длиною 8(1/2), шириною 5(1/2) дюймов, а весом 5 черепиц в один пуд. Мы нашли всего одно извещение о такой продаже, а потому думаем, что "чугунная черепица" совершенно не вошла в обиход петербуржцев.

В 1789 году С. Петербургское вольное экономиче­ское общество предложило задачи "касательно прикрышки и замазки кровельных черепиц". Мотивы, которыми руководилось общество при составлении своих задач о черепице, были следующие: "Мы кроем дома наши до сих пор черепицами из Голландии и Лю­бека привозимыми потому, что их почитаем прочнее нежели каковые до сего времени мы делать могли. Но и сии привозные черепицы, смотря по внезапным и сильным переменам нашего климата служат то долее, то короче, они лупятся со внешней стороны пленками, а со внутренней замазка кровель держится только на короткое время. По сей причине часто принуждены бываем ежегодно не без труда и иждивения починивать или совсем перекрывать кровли".

На этот конкурс были присланы 14 сочиненій, причем Иоган Даниел Шретер в Петербурге за свою работу получил награждение 25 червонцев, а Адольф Фридрих Лефлер, провинциальный медик в Полоцке, и князь Дмитрий Бабичев, коллежский асессор и сибирской верхней расправы прокурор—по се­ребряной медали.

В этих трех сочинениях таким образом со­брана, если так можно выразиться, квинт-эссенция интересовавшего вопроса. Знакомство с этими сочинениями позволит нам узнать взгляд на черепицу столь отдаленного от нас прошлого.

Иоган Даниел Шретер прежде всего отвечает следующим образом на вопрос "о доброте и выборе черепицы": "Лучшие черепицы из иностранных зе­мель в С. Петербург привозимый и чрез многие годы таковыми признанные суть во-первых: голландские чер­ный, не муравленные, также голландские красные выпуклые, потому что для получения доверенности в дру­гих народах (обращаем внимание на этот характер­ный оборот фразы, столь свойственной XVIII веку) делают их с особенным тщанием и рачительностью и для того и в нашем климате служат они гораздо дольше и лучше.

"За сими следуют любские, которые однако не столь добротны, потому что часто они от худой погоды повреждаются, трескаются, лупятся и почти каждой год надобно поправлять крышки, либо местами вставлять новые черепицы.

"На петербургских заводах делаемые черепицы суть хуже любских, потому что их не делают с надлежащею тщательностью, не наблюдают одинакового степени жару и предосторожности, почему и в доброте с голландскими никак сравниться не могут".

Определив качества черепицы, продаваемой на петербургском рынке, Шретер дает следующий не­безынтересный совет, как выбирать черепицу: "Вы­бор черепицы на прочные кровли производится следующим образом: возьми каждую черепицу порознь в руки и постучи в нее молотком несколько раз только так, чтоб звон от нее был слышен, если оной чист и светел, то значить и глина хорошо из­готовлена и черепица хорошо сделана и хорошо выжжена. Таковые отборные черепицы откладывают особо или сносят в кучу на то место, где покрывание кро­вель производится. Сим образом продолжается выбор пока наберешь себе потребное количество или из предлежащей целой кучи выберешь сколько надобно".

Кроме звука при выборе черепицы нужно руково­диться и цветом ее: "Красные, хорошо обожженные черепицы отличают от бледных, худо выработанных тем, что сии вбирают в себя воду и дождевые капли, почему во время морозов трескаются, лупятся или совсем лопаются, чего красные хорошо обожженные не делают".

Затем Шретер указывает на самое необходимое условие при крытии крыш черепицами—"чтобы ставящиеся стропилы не были пологи".

По мнению Шретера, "лучший размер сводить кровлю черепицами покрываемую есть, чтоб стропила ле­жали на угол между сорока и пятьюдесятью граду­сами, ибо чем круче кровля тем способнее стекает с нее дождевая вода, черепицы не имеют времени столь много в себя всасывать воду, ниже удерживать се, так как случается с плоскими кровлями на двадцать или на тридцать градусов отлогими, как ясно видеть и легко из приложенного рисунка фи­гуры 1 понять можно".

Наконец Шретер указывал, что "для вершин крыши или князей черепицы на хлупы должны быть по фигуре 4, так как с таковых будет вода стекать беспрепятственно и на хлупе не будет не промоин, ниже на кровле капели; по углам кровли полагаемые отлого черепицы должны быть полукруглые, как фиг. 5 изображает, у коих на одном конце должна быть дира А, дабы сквозь нее пробивать круглый деревянный или железный гвоздь, коим бы она к угловому стро­пилу укреплялась".

В конце своего рассуждения Шретер давал следующий совет: "Сверх того надобно запретить, чтоб трубочисты не ходили по всей крышке, а надлежит сделать для них особые из листового железа отверстия подле труб поваренных, избяных, пекарных и каменных, где б они пролезали; таким образом многие кровли избегнут растоптания и разломания черепиц, равно как и отпадывания внутренней известной замазки, избегнут и починки". На фиг. 6 представлена "мешалка", а на фиг. 7—"молотило", которые, по мнению Шре­тера, должны быть употребляемы при изготовлении "за­мазки для слепливания черепиц".

Как видим, сочинение Шретера могло служить полным, подробным руководством при устройстве крыш из черепиц, но петербуржец и в 1789 году, когда появилось это руководство, как и ранее при Петре Великом и Анне Иоанновне, очень неохотно крыл крыши черепицею—последняя не подходила к нашему климату. Таким образом и попытка С.-Петербургского вольно-экономического общества помощью распространения сведений о правильном устройстве черепичных крыш потерпела такое же фиаско, как и понудительные указы основателя Петербурга.

Единичные случаи покрытия крыш черепицею существуют в Петрограде и по днесь—но не об единичных черепичных крышах думал Петр Великий.

Если вы взойдете в 1-ый кадетский корпус, в Меншиковы палаты, то без сомнения обратите внимание на те синие изразцы, из которых сложена громад­ная печь—изразцы произведут какое то странное впечатление: рисунок груб и детски наивен и сами изразцы вполне примитивной работы, но не такое впечатление они производили 200 лет тому назад, когда герцог Ижерский специально их выписал из-за границы для своего только что строившегося дома. Эта печка с ее голландскими изразцами считалась образцом изящества: Меншикову подражали, и даже сам граф Апраксин, дом которого был самым роскошным на Адмиралтейском острове (на месте части нынешнего Зимнего дворца),—тоже послал заграницу за такими же изразцами.

Но очень скоро печка перестала считаться украшением комнаты; даже голландская печь заставляла вспо­минать отдаленное прошлое—московский период, низень­кую светлицу с затемненными стеклами, с громадною печкою в углу и с не меньшею по размерам лежанкою, на которой так хорошо и удобно полежать, понежиться в тепле, без всяких дум и размышлений, в чисто азиатской холе. Украшением комнаты стал признаваться камин из мрамора, завезенный к нам из далекой Италии—о камине речь будет ниже, когда мы займемся вопросом о мраморе.

Весьма естественно, что при таком направлении на выделку изразцов в Петербурге обращали немного внимания; изразец покупался местным купечеством, средним чиновником, т. е. теми людьми, которые не могли еще вполне следовать указаниям моды. Для них предлагали изразцы, выписанные из Гамбурга, какой-нибудь иностранный купец на бирже или даже простой шкипер голландского корабля, по дороге зашедший в Гамбург и захвативший сотню—другую изразцов.

Самый лучший гамбургский изразец стоил в 1749 году 10(1/2) к., а "ланшавтный" всего-навсего 3(3/4) копейки.

Были, положим, изразцы и отечественного производ­ства: дворцовая канцелярия на своем кирпичном заводе в Красном селе производила также выделку изразца и разных гончарных изделий; пытался устроить производство изразцов и Невский кирпичный завод выпуская в продажу "живописные гамбургские орна­ментные, пальмовые и ландшафтные изразцы",—но все это были только попытки, изразцами занимались между делом, и цена на них падала с каждым годом. Так, в 1775 году "гамбургские писанные" изразцы ценились по 3(1/2), а белые по 3 копейки, русские же пи­санные по 2(1/2), а белые по 2 копейки.

Интерес к изразцам хотел повысить некий иностранный живописец Карл Штумпф, который посетил Петербург в средине 50-х годов XVIII века и остановился близ Казанской церкви на русской (как подчеркивалось в то время) фабрике пуговиц у пуговшника Зоммерштейна. Этот иностранный живописец Карл Штумпф объявлял о себе, что он "знает золотить печные изразцы так, что золото, пока печь стоит, с них не сойдет".

Яркое, блестящее наши предки очень любили; нет сомнения, что Карла Штумпфа звали на расхват, и во многих петербургских домах появились печи с золотыми изразцами.

Спустя много лет после иностранного живописца Карла Штумпфа интерес к изразцам хотел поднять С. Петербургский гончарный мастер Ефим Данилов. Он производил свое ремесло около 30 лет, т. е. приблизительно с 1757 года— с того именно времени, как появился вышеупомянутый иностранец Карл Штумпф, и "всегда старался дойти в оном до совершенства". 30-летние старания Ефима Данилова не остались без плода, и он, наконец, мог уведомить "почтенную публику, что он изобрел новый, весьма хороший для делания печных изразцов состав глины, который не только что жару против обыкновенных изразцов вдвое более выдерживать может, но и глазуру на себе держит крепче, при том способствует, что глазура на нем выходит гораздо белее, никогда не трескается и не темнеет".

Объявив о своем открытіи, Ефим Данилов, конечно, приглашал к себе заказчиков: "Желающие заблаговременно заказывать разных родов по своим или по его рисункам штучные сего состава печи и также покупать разные обыкновенной глины печи же и ординарные изразцы коих в готовности имеется не малое количество, могут видеть на Васильевском острове, в 20-ой линии, между Невою и Большою пер­спективою, в собственном при заводе доме под № 654, где пробы и рисунки печам видеть могут".

Вот те немногие подробности о выделке и продаже изразцов в Старом Петербурге, которые мне удалось разыскать.

Только что рассмотренный вопрос об изразцах приводит нас к рассмотрению более общего вопроса о печах, игравшего в XVIII веке большую роль.

О первом наиболее значительном пожаре осталась следующая пометка в журнале Петра I: "Сего 1706 года июля 18 во вторник в С. -Петербурге в городе был немалый пожар и много снарядов пропало и пороху 7 бочек взорвало, также и людей сгорело. Начался тот пожар пополуночи к 10 часов и было того пожару 4 часа".

Этим описанием должна будет начаться та летопись петербургских пожаров, которая—надеемся — когда-нибудь будет составлена; летопись будет обширна, будет изобиловать многими драматическими подробностями, вплоть до смертной казни малолетнего. "Пожарного страха ради для"—вот специальное выражение, которым испещрены многие законодательные акты того вре­мени, и прежде всего, конечно, на печи обращали внимание исключительно с этой вышеуказанной точки зрения "пожарного страха ради для".

В первой собственноручной инструкции генерал-полицмейстеру Петербурга Петр I включил и пункт надзора за трубами и печами. Этот надзор остается за полицией, кажется, и по настоящее время. В 1737 году 20 октября, после страшных пожаров, полицию даже обязали осматривать на обывательских дворах в каждую четверть года трубы и печи. Трубочисты долгое время входили в состав полицейских команд. Вот как описывалась работа трубочиста в XVIII веке: "От всякой печи или очага в доме про­ведена сквозь кровлю кирпичная труба, чрез которую выходит из оных дым. В то время, как дым проходит чрез трубу, садится внутри по сторонам ее сажа, которая мало- по- малу накопившись напоследок, ежели не будет обметена, загорается и дом подвергается опасности.

"Для предупреждения сей опасности, должно трубо­чисту, от времени до времени, трубу чистить, чего ради и всходит он в очаге по небольшой лестнице в трубу до самого в ней того места, где она стано­вится толь узка, что он опершись в ее стены коленами и спиною, может не только в ней крепко держаться, но также далее к верху взлесть и в низ опуститься.

"Взлезши таким образом до самого верху трубы, начинает он сметать в ней сажу метлою и продол­жает сие, опускаясь донизу; а в тех местах, где сажа отвердела, отскабливает он ее железною лопат­кою, которая (т. е. сажа, а не лопатка) потом падает из трубы на очаг, где ее сметают долой.

"Трубочист во время работы своей одевается обык­новенно в кожаное платье и голову накрывает большим кожаным капюшоном. У него бывают большие и малые ученики и помощники, которые смотря по росту своему чистят узкие и широкие трубы.

"Сия есть преизрядная предосторожность и во мно­гих местах есть на то особливое полицейское узаконение, чтоб никакая труба не была уже четырнадцати дюймов; ибо в противном случае не можно бы было в оную лазить, для сей то причины и излучины в трубах отнюдь не должно делать весьма крутые. Есть ли же где случатся трубы чрезмерно узкие, то там для чистки оных употребляются связанные на крест метлы, которые на веревке опускаются по трубе с верху и низ с железным ядром".

Вопрос о трубочистах считался на столько важным, что сведения о них поместили в издание "Зрелище природы и художеств", предназначавшееся к широкому распространению в русской публике.

Но все эти меры касались только пожарных предосторожностей; вопрос об удобстве печей, о их про­изводительности не касался администрации, которая в этом отношении предоставляла обывателю полную сво­боду строить так, как кто хотел, как кто находил для себя удобнее. И строили у нас по старине, так, как строили деды или, вернее, как строили наши доморощенные печники, руководствуясь, конечно, опытом, а не теорией.

Просвещать же петербуржцев "новоманерными" пе­чами принялись иностранцы. Одним из первых (по отысканным нами сведениям) был барон Фейф. Печи эти демонстрировались в Петербурге «в 1779 году в так называемом Милютиновом доме, где до ныне сохранились "милютиновы лавки".

Главное достоинство этих печей "по новейшему изобретению" заключалось в том, что "на топление их не много требуется дров"; далее, они могли одновременно служить и вместо камина, "потому что дрова в оной ставятся и дверки высоки".

Сами печи описывались следующим образом: "В каждый раз кладется 6 или 7 полен обыкновенной величины, а толстых расколотых только 2 или 3. Они не много занимают места и на делание их исходит материалов в половину обыкновенных печей. Их легко класть можно и они выдержали уже трехлетнюю пробу, так что на 2 печи и одну кухонную изошло только 6 сажень в год. В хороших домах и горницах обыкновенной величины и вышины всегда будут годны. Место, где Дрова кладутся, так сделано, что более надобного числа дров положить уже не можно".

В заключение изобретатель этих печей извещал, что "сии печи показываются во всякое время господам, также купцам и всякого звания мастерам".

Из сохранившегося описания трудно составить себе представление об іггпхъ "нового изобретения" печах, но нужно полагать, что они были изразцовыми, и главное их отличие заключалось в том, что собственно очаг, т. е. то место, куда клались дрова. делался очень небольшим и высоким.

Вслед за бароном Фейфом появился какой-то Венцель Баур, который "почтенной публике и любителям экономии" предлагал следующие услуги: "Он исправляет вкрадывающиеся при кладке печей и очагов и при выведении труб недостатки, которые силь­ный и несносный дым причиняют, легким способом; делает всякие изразцовые печи, которые1/3 частью ме­нее дров требуют, а покои необыкновенно скоро и прежде нежели печь накалится, нагревают и потому в рассуждении дороговизны и недостатку дров весьма выгодны".

И наконец, какой-то механик и слесарного дела мастер Фелкнер уведомлял, что "он изобретенные им в 1791 году печи посредством новой выдумки довел до такого совершенства, что они не впускают в себя дым, не могут никогда причинить пожару, про­сить желающих таковые иметь относиться по нему своими заказами".

Конечно, определить, что это за "выдумка" слесаря Фолкнера—в настоящее время нет возможности, и как так могла существовать печка "не впускающая в себя дым"—неизвестно.

Пропагандирует "чугунные" печи и упомянутый нами Баур: он "делает передвижные чугунные печи, в которых не опасаясь дыму и чаду варить, жарить, да и одною вязанкою дров к удивлению в три минуты покои нагреть можно".

Но особенно Баур рекомендовал какие-то очаги, "в которых на углях варить, жарить и воду для всегдашнего употребления кипучею иметь можно с истратою против обыкновенного третьей токмо части дров или голландских углей, да и пища не получает никакого угольного запаха. Очаги сии ставятся в каком кто пожелает месте и если оной в покое, то в нем не нужна печь, буде же очаг в кухне, то он может излишнею своею теплотою нагревать побоч­ную комнату".

Эти очаги должны были, по мысли Баура, заменить русскую печь, и, следовательно, являлись как бы пере­ходом к нынешней плите, первые образцы которой под названием"английские чугунные печи на ножках" появились в Петербурге в 1802 году. Баур вообще был о себе высокого мнения; он без апелляционно заявлял: "если кто при построении нового дома поручит ему смотрение за трубами, тот, конечно, на­всегда избавится от дыму".

Кроме приезжих иностранцев, фаянсовые печи делал и уже рассмотренный нами Невский кирпичный завод, в 1792 году поместивший следующее извещение: "Контора Невского кирпичного и черепичного заводов объявляет, что на оных заводах состоят на лицо и по заказу делаются хорошего мастерства фаян­совые средние и малые штучные, как то прямые, уг­ловые  печи весьма умеренными ценами".

С Невским заводом хотел конкурировать и "С.-Петербургский гончарный мастер", который делал "штучные печи как из композичной так и из обыкновенной глины".

Наконец, со средины 80-х годов ХVIII век а про­давались какие- то "на новейший вкус фигурные печи с различными украшениями"/